СРЕДНИЕ ВЕКА

ВОЕННОЕ ИСКУССТВО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ВИКИНГИ

Осада Парижа

 
 
Корабль викингов
Ocaдa Парижа норманнами (855 г.)
Наконечник копья
Высадка викингов на берег
Дракар викингов
Искусно украшенный железный норманнский шлем

Когда наследственные земли Карла Великого в конце IX века вновь объединились под властью одного монарха, народы Запада надеялись, что единая власть даст им наконец желанные мир и спокойствие. Однако их ожидания не сбылись: император Карл III (839—888 гг.), по прозванию Толстый, был бессилен. Над его войсками, посылаемыми против викингов с берегов Рейна, из Франции и Италии, норманны просто смеялись: «Зачем вы пришли? Вам, верно, хочется, чтоб мы опять вас навестили. Мы так и сделаем».

Карл Толстый, не сумев иначе справиться с врагами, приказал тайно убить предводителя норманнов Годфрида, которого он сам поселил на Рейне и отдал ему в жены свою племянницу Гизеллу.

Все норманны, до которых дошла весть о коварном убийстве Годфрида и других земляков, озлобились чрезвычайно и поклялись отомстить императору. Более 700 судов из разных скандинавских стран собрались на Сене и покрыли эту реку на 15 верст; на судах помещалось около 40 тысяч воинов. В последних числах ноября 885 года норманнский флот стал возле Парижа. Тогда Париж располагался на островке посреди Сены, а на берегах были лишь предместья, где среди пастбищ и лугов стояли монастыри. Защищенный двумя рукавами реки город был окружен стеной и башнями; эти башни прикрывали мосты, перекинутые на оба берега.

Во главе защитников стояли такие храбрые люди, как граф Эвдо и парижский епископ Гослин, а полчищами норманнов предводительствовал король Зигфрид. Он просил, чтобы его пропустили вверх, обещая не причинять городу никакого вреда. Храбрые защитники отвечали, что они не допустят разорения государства.

Норманны, взбешенные отказом, на другой же день напали на одну из башен. Бой продолжался целый день, и только к вечеру норманны удалились, унося с собой убитых.

На следующий день они возобновили нападение: пускали стрелы, бросали при помощи пращей и метательных машин камни, пробивали деревянные укрепления дротиками. Не достигнув успеха, они изготовили крыши-щиты из сырых кож и, подбежав под этими крышами к башне, стали ее подкапывать. Сверху на них лили кипящее масло, воск, смолу. Норманны отступили, чтобы взять дубинки, и стали ими разбивать поврежденную каменную стену. Они уже пробили порядочное отверстие, как вдруг сверху на них упала груда камней, которыми завалило человек 60.

Тогда норманны попытались зажечь башню, так как верх ее был деревянный. Они натаскали огромную поленницу дров и зажгли ее. На счастье французов, пошел проливной дождь и спас их от беды.

Так викинги и французы нападали и оборонялись с одинаковым упорством до самого декабря. С наступлением холодов и длинных темных ночей норманны позволили себе отдых; многие оставили стан и ушли на грабежи, пробравшись через горы и реки до окрестностей Реймса. Король молчал; Папа только печалился о бедствиях защитников, а вся Франция с тревогой смотрела, чем кончится эта осада.

Между тем в норманнском стане вдруг закипела работа: готовили две крытые телеги неслыханной величины, каждая на 16 колесах, для помещения 60 человек; сверху их прикрыли воловьими кожами. Кроме этих телег делали щиты, стрелы, строили разные машины. На исходе января война возобновилась. Все ночи стояли норманны у подножия стены и забивали глубокие рвы трупами людей и зверей, деревьями, землей, камнями — чем попало.

Сверху защитники ничего не видели, кроме расписанных щитов. Только твердость и неустрашимость предводителей да неусыпная бдительность городской стражи пока спасали Париж; но много значило и то, что норманны не умели вести осаду. Они привыкли брать города хитростью или штурмом. Их неуклюжие телеги остановились на полдороге, потому что все лошади и возницы были перебиты стрелами; осадные машины, которые они притащили с большим трудом, были переломаны камнями или ударами бревен, обитых железом. Тогда норманны придумали новое средство: нагрузили две барки бревнами, прикрыли их сверху сухими дровами, потом зажгли и пустили вниз по течению, прямо на оба моста. В Париже зазвонили во все колокола, что означало большую опасность. Люди набожные бросились в церкви, к мощам; более же смелые побежали на мосты.

Норманны стояли толпами на берегу и с радостью слушали звон колоколов, звуки рогов, крики защитников, вопли женщин и детей — все признаки большой тревоги. Как бы в ответ, они колотили в щиты и предвкушали победу. Граф Эвдо и епископ Гослин, во главе граждан, работали без устали: они кидали бревна и камни до тех пор, пока страшные барки не пошли ко дну.

Три дня праздновали парижане свое спасение постом и молитвой. Но наступала другая беда — голод. Вместе с голодом начались и повальные болезни. Один из храбрейших защитников, тот, кто подавал собой пример мужества, кто ободрял падавших духом в тяжкие минуты осады, епископ Гослин, умер, не дождавшись освобождения. Жители еще более приуныли; богатая знать мало-помалу покидала Париж, а бедняки с плачем умоляли начать с неприятелем переговоры.

Но граф Эвдо всеми силами противился этому и взялся спасти город. Он оставил его на попечение аббата Эбло, а сам уехал искать помощи. И действительно помощь скоро явилась: он сам привел три полка, граф Адальгем подвез припасы и подходили войска императора.

Норманны потеряли теперь надежду взять Париж голодом. Они осыпали город камнями, стрелами, дротиками и потом вдруг бросились на приступ. Городская башня запылала; ворота трещали под ударами; смельчаки пытались вскарабкаться на стены. Париж пришел в смятение. На городские стены вынесли мощи святого Германа, но, не надеясь только на его защиту, побежали за мощами святой Женевьевы. Бой становился все ожесточенней. Стража подожженной башни устремилась на норманнов. Обе стороны бились отчаянно; обе понимали, что этот бой — последний бой. И французы устояли: они не уступили ни одного уголка, ни одной пяди земли. Норманны отошли.

В начале октября прибыл наконец император и купил у них мир за 700 фунтов серебра и золота. Норманны, прежде чем уйти, ознакомились с Парижем. Они вошли в город как гости и общались с парижанами так дружески, как будто никогда и не были их врагами.